Неточные совпадения
Я — не тетушка, не
папа, не предок ваш, не муж: никто из них не знал
жизни: все они на ходулях, все замкнулись в кружок старых, скудных понятий, условного воспитания, так называемого тона, и нищенски пробавляются ими.
— Поговорим,
папа, серьезно… Я смотрю на брак как на дело довольно скучное, а для мужчины и совсем тошное. Ведь брак для мужчины — это лишение всех особенных прав, и твои принцы постоянно бунтуют, отравляют
жизнь и себе и жене. Для чего мне муж-герой? Мне нужен тот нормальный средний человек, который терпеливо понесет свое семейное иго. У себя дома ведь нет ни героев, ни гениев, ни особенных людей, и в этом, по-моему, секрет того крошечного, угловатого эгоизма, который мы называем семейным счастьем.
Преодоление католического обожествления
папы и гуманистического обожествления человека на Западе, раскрытие творческой религиозной активности, потенциально заложенной в восточном православии, должно повести к подлинному θέωσις’у в исторической
жизни человечества.
— Сейчас об этом не следует думать, — серьезно ответила Нюрочка. — Волнение повредит… Вы еще так молоды, вся
жизнь впереди, и только явилось бы желание исправиться! Сознание — уже половина исправления, как говорит
папа.
Детское чувство безусловного уважения ко всем старшим, и в особенности к
папа, было так сильно во мне, что ум мой бессознательно отказывался выводить какие бы то ни было заключения из того, что я видел. Я чувствовал, что
папа должен жить в сфере совершенно особенной, прекрасной, недоступной и непостижимой для меня, и что стараться проникать тайны его
жизни было бы с моей стороны чем-то вроде святотатства.
Все тяжелые, мучительные для самолюбия минуты в
жизни одна за другой приходили мне в голову; я старался обвинить кого-нибудь в своем несчастии: думал, что кто-нибудь все это сделал нарочно, придумывал против себя целую интригу, роптал на профессоров, на товарищей, на Володю, на Дмитрия, на
папа, за то, что он меня отдал в университет; роптал на провидение, за то, что оно допустило меня дожить до такого позора.
В четверг на святой
папа, сестра и Мими с Катенькой уехали в деревню, так что во всем большом бабушкином доме оставались только Володя, я и St.-Jérôme. То настроение духа, в котором я находился в день исповеди и поездки в монастырь, совершенно прошло и оставило по себе только смутное, хотя и приятное, воспоминание, которое все более и более заглушалось новыми впечатлениями свободной
жизни.
Впереди пятой роты шел, в черном сюртуке, в
папахе и с шашкой через плечо, недавно перешедший из гвардии высокий красивый офицер Бутлер, испытывая бодрое чувство радости
жизни и вместе с тем опасности смерти и желания деятельности и сознания причастности к огромному, управляемому одной волей целому.
Кому в самом деле придет в голову то, что всё то, что с такой уверенностью и торжественностью повторяется из века в век всеми этими архидиаконами, епископами, архиепископами, святейшими синодами и
папами, что всё это есть гнусная ложь и клевета, взводимая ими на Христа для обеспечения денег, которые им нужны для сладкой
жизни на шеях других людей, — ложь и клевета до такой степени очевидная, особенно теперь, что единственная возможность продолжать эту ложь состоит в том, чтобы запугивать людей своей уверенностью, своей бессовестностью.
«Исторически Хельчицкий относит упадок христианства ко временам Константина Великого, которого
папа Сильвестр ввел в христианство со всеми языческими нравами и
жизнью.
Не
папа может воскресить надежду,
Не
папа с
жизнью может помирить!
Ирина. Только одно это утешенье для меня в
жизни и есть. Еще
папа меньше меня читает, он делом занят, а я просто погружаюсь, погружаюсь…
Я говорю это по опыту, хотя и не бегала по свету далее ворот нашего дома. Моя ли
жизнь не протекает в удовольствии? Моя барышня, которую
папа называет Софи, любит меня без памяти.
Вера (горячо). Ты, дядя, тоже злой! Ты всю
жизнь ничего не делал, только деньги проживал, а
папа — он командовал людьми, и это очень трудно и опасно: вот, в него даже стреляли за это! Я знаю — вы говорите о нём дурно, — что он развратник и пьяница и всё, но вы его не любите, и это неправда, неправда! Развратники и пьяницы не могут управлять людьми, не могут, а
папа — мог! Он управлял и ещё будет, — значит, он умный и хороший человек! Никто не позволил бы управлять собою дурному человеку…
Но она ставит одно условие: чтобы ее муж обладал всеми папиными достоинствами, был бы умен, изобретателен, смел, настойчив, здоров и находчив в борьбе с
жизнью и чтобы, подобно
папе и ей, всей душой любил кипучее папино дело.
— Твой
папа, милая девочка, дрянной человек и не знает, как живут другие, т. е. большинство, потому что думает только о себе и своей легкой
жизни.
Ольга Петровна. Нет,
папа, мне есть до этого дело, и большое: твой доктор прямо мне сказал, что если ты так же усиленно будешь заниматься службой, как прежде занимался, так
жизнь свою сократишь.
—
Папа, я прошу тебя, выпиши казаков, потребуй денег на охрану. Тебе дадут. Я прошу тебя, как сын, и я прошу тебя от имени России, которой нужна твоя
жизнь.
— Люде, чтобы они взяли меня отсюда, — решила я, — ведь
папа не знал, должно быть, той
жизни, которую вела его тетка, иначе ни за что не отдал бы сюда свою любимицу Нину, ни за что! Никогда!»
И это он,
папа, мой дорогой
папа, по одному слову которого я охотно отдала бы
жизнь!
— Ага! Что, взяла? — не преминула я поддеть названную сестру, — а ты: ручки целуй, в благодарностях рассыпайся… Как же! Никому в
жизни я рук не целовала, кроме покойного
папы, и целовать не буду. Да, не буду! Баронесса — прелесть, а не какое-нибудь чучело и отлично поймет мои душевные побуждения! Молодец, баронесса!
— Давно уж я не ела ничего горячего…Ты не можешь вообразить себе,
папа, как у меня пересохло в горле от сухого хлеба и копченой колбасы! Если бы судьба предложила сегодня мне в подарок что-нибудь на выбор: десять лет лишних
жизни или чашку бульона, — я, не задумываясь, выбрала бы второе.
— А я так очень несчастна, страшно несчастна, Юлико! — вырвалось у меня, и вдруг я разрыдалась совсем по-детски, зажимая глаза кулаками, с воплями и стонами, заглушаемыми подушкой. Я упала на изголовье больного и рыдала так, что, казалось, грудь моя разорвется и вся моя
жизнь выльется в этих слезах. Плача, стеная и всхлипывая, я рассказала ему, что
папа намерен жениться, но что я не хочу иметь новую маму, что я могу любить только мою покойную деду и т. д., и т. д.
Бедный, дорогой
папа, простишь ли ты свою джаным, свою голубку? Прости, добрый, прости, милый! прости, мой
папа! я не могла поступить иначе… Прости и верь, что я люблю тебя много, сильно… Прощай и ты, моя родина… моя тихая, улыбающаяся Грузия… Я ухожу от тебя искать новую
жизнь в суровых горах Дагестана… Прощай, родной, тихий, благоухающий, розовый Гори!..
Впрочем,
папа и сам, по-видимому, скоро увидел бесплодность своей попытки, и последний год гимназической
жизни я уже жил в своей комнате один.
И вместе с тем была у мамы как будто большая любовь к
жизни (у
папы ее совсем не было) и способность видеть в будущем все лучшее (тоже не было у
папы). И еще одну мелочь ярко помню о маме: ела она удивительно вкусно. Когда мы скоромничали, а она ела постное, нам наше скоромное казалось невкусным, — с таким заражающим аппетитом она ела свои щи с грибами и черную кашу с коричневым хрустящим луком, поджаренным на постном масле.
Я упрекал
папу, что он неправильно вел и ведет воспитание детей; что он воспитывал нас исключительно в правилах личной морали, — будь честен, не воруй, не развратничай; граждан он не считал нужным в нас воспитывать; не считал даже нужным раскрывать нам глаза на основное зло всей современной нашей
жизни — самодержавие; что воспитывал в нас пай-мальчиков; что это антиморально говорить; „Сначала получи диплом, а потом делай то, что считаешь себя обязанным делать“: в каждый момент человек обязан действовать так, как ему приказывает совесть, — пусть бы даже он сам десять лет спустя признал свои действия ошибочными.
У мамы был непочатый запас энергии и жизненной силы. И всякую мечту она сейчас же стремилась воплотить в
жизнь.
Папа же любил просто помечтать и пофантазировать, не думая непременно о претворении мечты в
жизнь. Скажет, например: хорошо бы поставить у забора в саду беседку, обвить ее диким виноградом. Назавтра в саду уже визг пил, стук, летят под топорами плотников белые щепки.
— Оставьте, пожалуйста. Из-за вас
папа казенные деньги растратил и всю
жизнь был мучеником, из-за вас и я отравлюсь. А вам что? Только бы пасьянса у вас не отняли… Ах, ну и дрянь же ты, старая дрянь. Кокотка!
Это самый забавный период детской
жизни для родителей, первые слова «мама» и «
папа» чудной гармонией проникают все существо отца и матери.
— Mon cher, mon cher [Дружок мой], как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего
папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая
жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.